Никаких придворных в зале не присутствовало: разговор предполагался о делах, о которых посторонним лучше было не слышать.
— Неужели это ты тот самый князь Андрей, урожденный Лисьин, о влиянии которого рассказывал мой вездесущий Ральф? — покачал головой король Дании. — Не слишком ли ты молод для какого-либо влияния?
Сам король выглядел лет на пятьдесят, на одутловатых щеках, подпираемых воротом-жабо, горел нездоровый румянец. Тело скрывалось под стеганым пурпуаном с пышными рукавами и такими пышными штанами до колен. На груди холодно блестело сапфирами золотое колье в две ладони диаметром. Но голове косо сидел бархатный берет с белым гусиным пером.
— Князь Андрей дважды спасал новому государю жизнь во время покушений, — вступился за родственника Юрий Семенович. — Коли царь кому и верит без сомнений, то токмо ему.
— Да, такое не забывают, — согласился Кристиан. — Хорошо, я буду краток. Я хочу, князь, чтобы Русь оставила свои домогательства на рыбацкие и зверевые банки на заливе перед Невой. Что ни месяц, жалобы о драках да членовредительстве до меня доходят. Ты, князь, должен позаботиться о том, чтобы рубежи наши восточные новгородскими ушкуйниками не тревожились и царь Московский на смуту, что у нас творится, не зарился, вниманием наши земли обходил. Так лучше сделай, чтобы он на востоке в войну большую ввязался и ему не до наших, балтийских, дел стало. Пока наши еретики супротив Римской церкви то тут, то там бунты поднимают, изрядно рубежи стран древних перемениться успеют. И лаптей русских нам тут не надобно. Пусть медведей в лесах ловит, а к нам не суется.
— Я тебе, что, слуга, ваше величество, чтобы приказы мне давать, как смерду закупному?! — с трудом сдерживая ярость, прошипел князь Сакульский. — Я тебе крест на верность целовал? Я тебе в службе клялся?
— Деньги ты от меня получил, расписку написал. Стало быть, службой мне теперь истинно обязан.
— Я расписку писал в том, что дружбу Руси с Данией беречь стану, вражды с нашей стороны не допущу. За старания такие ты, король, устами посланника своего, барона Тюрго, обещался невольников мне продать и путь им ко мне на Русь открыть. Дабы никто уходу людей препятствий не чинил! Между дружбой и службой ты, король датский, разницу понимаешь?
— Дерзок ты, малец, ох, дерзок, — распрямился на троне Кристиан. — Видать, не учен, как с сильными разговаривать надлежит. Ладно, дам тебе намек на будущее понятный. Как мыслишь, что государь твой, царь Иван, сделает, коли расписка твоя к нему в руки попадет? Расписка в получении серебра от посланника короля датского? Изменников никто не любит, ни на востоке, ни на западе. Клещи палача и испанские сапоги заставят тебя рассказать о своих предательствах так много, что ты и сам не подозреваешь! Тебе ясно, мальчишка? Либо честная служба мне — либо жаровня и иглы под ногти в подвалах московских подземелий!
— А ты знаешь, что такое два пуда золота, король? Это три тысячи рабов на рынках твоей прекрасной Дании или тридцать тысяч отборных головорезов сроком на целый год. Я вез золото тебе, король. Тебе, чтобы заплатить им за обещанных мне невольников. Но коли так, я могу развернуться и набрать себе в Германии и Ганзе наемников для одного доброго дела. Чтобы взять и разорить до основания Умио или Эвле, хватит и трех месяцев. Что скажет мой царь, когда я вручу ему ключи от покоренных городов, а ты пришлешь потасканную бумажку? Он скажет, что эта глупая подделка придумана из мести! Как считаешь, король Дании, Норвегии и Швеции?
— Я предупреждал, — припомнил довольный дядюшка. — Юный князь умеет добиваться влияния.
— Четыре дня, — холодно произнес Зверев. — Если тебе нужен друг при русском престоле, через четыре дня на причале должны стоять полторы тысячи невольников для посадки на мои корабли. Я подарю тебе за это два пуда золота. Вдвое больше, чем они стоят на торгу любой европейской державы. Пусть это скрасит твою обиду, ваше величество. Я даю слово, что в этом случае стану делать все, чтобы сохранять мир между нашими державами. Ты сможешь быть уверен за свои восточные рубежи до тех пор, пока я существую в этой вселенной. Если ты захочешь мирно забыть о нашей встрече, то пусть ко мне на каракку доставят мою расписку. Если же за четыре дня я не получу никакого ответа, то буду считать, что ты ищешь вражды.
— А как ты сможешь что-то считать, мальчишка, если сейчас я призову сюда стражу, вам со стариком привяжут на шею по добротному обожженному кирпичу и выкинут прямо в это окно?
— В этом случае, ваше величество, — раскланялся князь Друцкий, — не будет никакого друга при московском троне. Не будет никакого золота, ибо мои слуги скорее выкинут его в море, чем отдадут чужакам. Но будет очень, очень большая обида в душе молодого и горячего царя. Может статься, ему даже захочется отомстить. Война с Данией наверняка улучшит его отношения с вечно недовольным Новгородом. Они сумеют использовать новообретенные глубокие порты.
— Приятно было увидеться, ваше величество, — поклонился и Андрей. — Очень жаль, но мы вынуждены вас покинуть. Дела…
Они молчали до тех пор, пока слуга не перевез их на берег озера, не провел мимо презрительно отвернувшегося дворянина и не подержал стремя, помогая подняться в седло.
— Что скажешь, дядюшка? — подобрав поводья, поинтересовался князь Сакульский.
— Я не знаю правителя, в казне которого хватает золота, — ответил Юрий Семенович и кинул слуге монетку. — Золота мало всегда. Два пуда, за которые можно отдать половину цены… Ради этого можно затеять даже маленькую войну.