Золото мертвых - Страница 49

— Это мы еще посмотрим.

Белург развернулся и, опираясь на посох, торопливо похромал к Боровинкиной горе. Большая часть мертвецов отворотилась от деревни и двинулась следом. Андрей понял, что угроза проняла-таки древнего чародея, и он задумал ответные ходы. А еще понял князь, что отдавать украденное из могильника золото ему нельзя ни в коем случае. Похоже, расплавленное волхвами копье — это амулет колдуна, вместилище его магической мощи. Без амулета он опасен, и только. С копьем — станет всесильным.

— Фрол, полыни мне еще надери. — Князь забрал у старосты поводья, вскочил в седло и помчался в сторону кладбища.

Быстро обернувшись, он уже через четверть часа спешился на причале, намотал поводья на низкую ветку ольхи, предупредил мальчишку:

— Посиди пока. Конь мне сегодня еще понадобится.

Левший при виде господина зашевелился, поднимаясь с чурбака, браво перехватил бердыш. Доложился:

— Пахом с мальчишками вернулся, Андрей Васильевич. Перекусили, отдыхают ныне. Княгиня тоже к себе от жары ушла.

— Чем перекусили?

— А-а-а… — растерянно протянул холоп. — Это… Остывало же, княже.

— Понятно. Голодом решили уморить?

— Дык, счас девок позову, печь еще горячая, затопится быстро.

— Брось, все равно не успеют. Посудину какую-нибудь принеси, только не шуми. Пусть все пока на корабле посидят.

Получив от Левшия недавно вымытую, еще влажную крынку, Андрей спустился к воде и стал наговаривать:

— Ты, вода текучая, текла из-за гор, из-за темных болот, через землю пробивалась, под солнцем грелась, от скверны очищалась, от злобы выгорала. Нет на тебе слова ни злого, ни доброго, нет в тебе воли ни плохой, ни хорошей… — После чего уселся на берегу, поставил крынку между ног и замешал в воде могильную землю, приговаривая: — Прими, вода, знак земной, знак упокойный, живому неведомый, мертвому неодолимый. — Потом растер несколько веток полыни, прошептав семь раз: — Прими горечь полынную, горечь живую, человека пугающую, колдовство убивающую, жить и нежить разделяющую. — И наконец, закончив взбалтывать зелье, закончил наговор: — Не ты меня встретил, то я тебя приметил, не ты меня нашел, то я тебя выследил, не вы меня отпел, а я тебя съел. Съел тебя мой порог, мой пол, потолок, мое окно, моя печь. — Князь снял нательный крест, осенил им три раза крестообразно бурую смесь: — Отведи, Господь, от меня врага, колдуна-мужика, бабу-ведьму, девку-удавку, тоску-мытарку, крест с покойника, ополоски с подойника, мыло с обмывания, свечу с покаяния. Кто меня станет убивать, пусть будет страдать. Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Не своею силой, волею Господней, не своим словом, молитвой Божией, не своей душой, а Духом святым храни раба Божьего Андрея от глубокого омута, от сырой могилы, от взгляда черного, от слова злого, от браги хмельной, от девки дурной, от колдуна и колдуницы, от корыстной чаровницы, от лихоманки ломучей, от чащобы дремучей. Услышь слово мое смиренное, дай мне силу свою безмерную. Аминь.

По поверхности снадобья побежали пузыри. К добру это, нет — Зверев не знал, но надеялся, что новое зелье получилось таким же надежным, как и предыдущее. Он вернулся на причал, связал оставшуюся полынь в одну метелку. Молча забрал у Левшия с пояса небольшой бурдючок, вылил из него воду, заполнил своей мешаниной, повесил себе на ремень. Удерживая в одной руке крынку с оставшимся зельем и полынную метлу, он поскакал к Боровинкиной горе, вывозил ненавистную нежити траву в заговоренном составе, облил метлу со всех сторон, после чего зацепил за стремя так, чтобы конец волочился по земле, и помчался вокруг холма, волоча за собой. Места для скачки были тут не самые лучшие, но после памятной охоты на зайцев лесные дебри его уже не очень смущали. Зато неодолимый для колдуна круг он замкнул спустя всего несколько минут. Будет забавно, если Белург сидит сейчас где-нибудь там, в дубраве. Это значит, что куковать ему придется возле своей могилы еще очень и очень долго. Где-нибудь до Октябрьской революции.

— Пожалуй, на сегодня я сделал все, что мог, — решил Андрей, когда, проезжая вдоль берега, увидел отраженный в воде темно-красный закат, отчего озеро показалось наполненным кровью. — Пора наконец и позавтракать.

* * *

Сон князя этой ночью был приятен и безмятежен. Ему снилась лохматая, донельзя чумазая болонка, которая бегала по круглому загончику, время от времени совершая прыжки с переворотом через голову, и заливисто тявкала: «Отдай посох, отдай посох, отдай посох!» Вокруг стояла толпа зрителей, которые бросали монетки, ловко попадая в копилку, сделанную в виде бригантины.

Приятным было и пробуждение: выйдя на улицу, он обнаружил, что печь уже не просто затоплена, но и прогорела, а в раскаленном зеве княжескую свиту ожидают несколько пузатых котелков. Пока Зверев ходил к затону умываться, на причале был поставлен небольшой, но крепкий, укрытый скатертью стол, на котором князя Сакульского с супругой ожидали кубки с холодным квасом, миски с квашеной капустой, солеными огурчиками, а также блюдо с крупными кусками щуки, приготовленной с шафраном, перцем и посыпанной сверху доброй горстью ароматного укропа. Андрей понял, что жизнь налаживается.

Дворня расселась по чурбачкам, по травяным кочкам, поедая из больших ложек пшенную кашу с салом и какой-то рыбной мелочью, а Зверев впервые в своей жизни совершил княжеский, хозяйский поступок.

— Пахом, иди сюда, — подозвал он своего дядьку. — Давай, попробуй вместе со мной этой вкуснятины. — Сам выбрал с блюда опричный кусок рыбы и передал холопу.