— Копайте, копайте! — поторопил их князь. — Потом узнаете.
Земля опять полетела из ямы вверх, но недолго: холопы нашли два звериных черепа, еще один человеческий и… два почти полных костяка.
— Мертвецы! — решительно поднял голову Пахом, отбросил лопату и полез из ямы. — Здесь лежат мертвые люди. Это могила, княже. Захоронение. Мы разоряем могилу, Андрей Васильевич, оскорбляем умерших, тревожим прах людей, предков наших. Грех это, князь. Я этого делать не стану. Казни, милуй, но на такое святотатство я не пойду.
— Пахом, что ты говоришь? Какое кладбище, какая могила? Ты когда-нибудь видел, чтобы в могилы людей вперемешку со зверьем закапывали? Ну, сам подумай, Пахом… — Андрей пнул кончиком сапога медвежий клык: — Это что, люди? Ну, сам подумай, дядька, что это такое? Что это может быть?
— Неужели волкодлаки, князь? — сглотнул холоп. — Могила оборотней?
— Упырья яма!!! — Васька торопливо вскарабкался на край раскопа, а Риус и вовсе выпрыгнул на траву, как пингвин из воды. Звияга, заметавшись, вылез на другую сторону.
— Хоть упыри, хоть оборотни, Андрей Васильевич, — весь передернулся Пахом, — однако же зачем нам среди костей этих рыться? Нечисть поганая зарыта — так и пусть себе лежит, свет Божий прахом своим не оскорбляет.
Холопы выжидающе смотрели на своего господина.
— Есть тому две причины, други, — размашисто осенив себя знамением, ответил Зверев. — Про одну скажу, ибо все равно узнаете. Другую Пахому на ушко шепну. Про нее вам всем лучше не знать. Так вот. Про клады вы наверняка слышали. Слышали и про то, что так просто их в землю никто не кладет. Каждый заклятие на него накладывает, от чужой руки защищает. Кто маленький клад схоронит — тот козленка сверху зарежет, слова колдовские произнесет. У кого клад большой — тот и человека сверху положить способен, чтобы мертвец сокровище надежно стерег. А теперь подумайте: какое же добро колдун сюда заховал, если не поленился волкодлаков наловить и поверх золота зарыть! Тут золото пудами считать придется. Хватит, чтобы княжество Сакульское богатейшим на Руси сделать, чтобы его, ровно Москву, густо населить. Чтобы вы все, кто захочет, волю получили, сами зажиточными людьми стали, родичам, друзьям подняться к сытой жизни помогли. Под упырями — золото. В этом я точно поклясться могу, золото там.
Волшебное слово: золото! Риус с Васькой тотчас спрыгнули вниз и принялись махать лопатами, не обращая внимания ни на какие черепа и костяки, Звияга тоже подошел к раскопу, ненадолго заколебался на краю:
— А как же проклятие, княже? Ты обмолвился: когда сокровище кладут, то заклятием его запирают. Коли упыри в стражах лежат, то каково же проклятие колдовское быть должно?
— Семьсот с гаком лет прошло, Звияга, как добро здесь зарыли. Какое уж тут проклятие! Выдохлось. Я же не боюсь!
Холоп кивнул, спрыгнул и тоже стал работать.
— А я, княже? — тихо поинтересовался дядька. — Какую тайну ты приберег для меня?
— Отойдем…
Зверев отвел Пахома шагов на пятьдесят, остановился:
— Ты, воспитатель мой, человек у нас в семье доверенный, ты про многое знаешь, о чем иные и не догадываются. Мыслю я, батюшка, и о проклятии, что на роду князей Сакульских лежит, тебе поведал. Так, али нет?
— Слышал я о той беде, — признал холоп. — Что не рождаются в их роду мальчики, и мужчины, породнившиеся с ними, долго не живут.
— Тогда ты меня поймешь, — облегченно вздохнул Андрей. — Коли я могилу колдуна этого с земли своей уберу, то и проклятие исчезнет.
— Колдуна? Про колдуна ты ничего не сказывал.
— Он там, — кивнул на раскоп Зверев. — Вместе с золотом. Пожалуй, я его даже смогу узнать. По мечу в груди. Уберем колдуна — в княжестве и мужики вымирать перестанут, и род Сакульских от порчи очистится.
— Во-от оно как, Андрей Васильевич, — потянул дядька. — Что же ты сразу о том не поведал? Ну, коли так, то и в могиле поковыряться не грешно. Бог простит.
Когда они вернулись, «археологи» успели углубиться еще на полметра. Теперь ребра и конечности белели почти по всему днищу ямы. Тут и там, подтверждая сказку князя Сакульского про упырей, выглядывали звериные черепа, земля в яме и вокруг была густо усыпана желтыми костяными пластинками, каждая размером с большой палец. Несмотря на всю свою энергичность, трогать костяки копатели пока не решались, выбрасывая наверх только волчьи и медвежьи головы, выскребая землю между останками.
— Пусти-ка меня, — решительно спрыгнул вниз Пахом, взялся за лопату. Он вогнал штык глубоко в землю рядом с одним из мертвецов, выдернул, отступил чуть в сторону, вогнал снова: — Чего смотрите? Помогайте!
Вчетвером они быстро обкопали скелет со всех сторон, потом вогнали лопаты под углом, одновременно нажали. Ком земли, скрепленный костями, оторвался от днища целиком — его поставили вертикально, потом вытолкали наверх. Дядька наклонился:
— Тут снизу еще один. Давайте, мужики, сперва вот этих двоих, что сверху, уберем, а потом под нижнего заглянем.
Мертвецов уже знакомым способом обкопали, подняли, затем закинули на край ямы нижнего. Пахом постучал вниз лопатой:
— Деревяшка какая-то. Тонкая, как оглобля. Еще одна наискось. Телега, что ли? Вон угол выглядывает. Вроде как сундука. Истлел весь. Сейчас, подкопаю.
— Здесь телег больше трех десятков зарыто, — присев на краю, на всякий случай предупредил Зверев.
— Да, сундук, — подтвердил холоп, слегка расчистив грязь. — Боковина. Все равно гнилье. Может, я сломаю сбоку да глянем, чего внутри?